13. Павлоград. Установление Советской власти

Прибыв на Украину, в Павлоград, мы застали ту же картину, что и в Петрограде. По улицам было полно народу, солдат и семечек на земле было видимо-невидимо. Украинская рада господствовала вовсю, лозунги "война до победного конца" были всюду, а солдаты говорили: "хватит воевать, домой треба, надо землю пахать" и т. д. Оборонцы не унимались, даже когда немцы заняли Украину, Рада все еще упорствовала, но это было позднее. Когда мы приехали, немцев еще не было. Абраму пришлось уехать в Харьков на работу на завод Всеобщей компании электричества (сохранилась его трудовая книжка того времени, выданная Русским обществом ВКЭ). Там он работал с 15 июня 1917 года до 9 августа этого же года, а потом вернулся в Павлоград. Я с детьми оставалась в Павлограде у своей матери. Мой старший брат Мануил Григорьевич Браверман, который еще раньше нас приехал в Россию и жил с матерью в Павлограде, как и в первые годы эмиграции сразу меня выручил. Он работал инженером-электриком в Земской Телефонной сети и знал людей в городе. Он познакомил меня с руководителем Павлоградской организации большевиков Ксенией Ивановной Войновой, которая помогла мне устроиться на работу. Я поступила работать в Продовольственную Управу в отдел заготовки хлеба и фуража для Армии делопроизводителем, в этом же отделе работала Ксения Ивановна. Я имела очень смутное представление о государственных учреждениях, т. к. в царское время из госучреждений знала только полицейское управление и тюрьму. Ксения Ивановна подучила меня немного, как вести делопроизводство.

В то время в Уездной управе засели в основном кадеты и эсеры, и Ксения Ивановна была единственной большевичкой. На собрании большевистской группы города я выступила с беседой о приезде Ленина из Швейцарии, тогда же я познакомилась с председателем собрания т. Швед. Я еще не состояла в партии, а была сочувствующей. Работая в Управе, я все больше сближалась с местными большевиками, профсоюзными деятелями тов. Рубиновым, Руденко и другими.

Вскоре по приказу Временного Правительства была организована Уездная комиссия по охране племенного скота, т. к. его немилосердно жгли, и надо было его охранять. Меня перевели из отдела заготовок в эту комиссию и назначили ее техническим секретарем. В комиссию входили председатель управы и агрономы уезда. Пришлось мне срочно обучаться. Ксения Ивановна указала, где можно заказать клеймо для скота. Затем я пошла в Агрономическое общество и по картинкам изучала породы скота, так как не умела отличить бугая от коровы. Я созвала совещание агрономов, и мы разработали положение о Комиссии и план борьбы с падежом и убийством племенного скота. Агрономы сгоняли скот на площадь, ставили клеймо, а скот с клеймом никто не имел права забивать. Однако ассигнования Временного Правительства были столь ничтожны (300 рублей на корову, к примеру, я получала 150 р. в месяц), питание скота было настолько недостаточным, что падеж скота продолжался, и борьба за сохранение племенного скота не дала нужных результатов.

Были назначены выборы в Думу, и я голосовала за список большевиков. Мой старший сын пошел в школу, дочка оставалась с бабушкой. Из ссылки в Сибири вернулся мой младший брат Семен с женой и сыном и тоже поселился у матери.

В момент Октябрьской революции, в Павлограде в городском совете членами были преимущественно эсеры и меньшевики. Большевиками был создан военно-революционный комитет, задачей которого было передать власть в руки рабочих и крестьян. Председателем Комитета была т. Воинова. Для выполнения этой задачи в помощь Комитету из Москвы были посланы большевики: группа рабочих и красногвардейцев во главе с т. Крымкиным, группа латышей – участников Октябрьского переворота в Петрограде и Москве, а также группа рабочих и солдат из Екатеринослава. Приезд большевиков был ударом для врагов революции, которые подготовили сопротивление. При въезде в город из-за угла были застрелены три большевика, ехавшие верхом на лошадях. Эти убийства были организованы кадетами, но зачинщики убийств были быстро обнаружены и арестованы.

Жертвы контрреволюции были похоронены достойным образом. Затем были произведены выборы в Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. К этому времени положение в городе было весьма тревожное, во главе Совета было решено поставить беспартийного человека. Председателем Совета был избран мой муж, Аникст Абрам Моисеевич, ранее примыкавший к анархо-синдикалистам, а теперь сочувствующий большевикам. Я тоже прошла в Совет по культурно-просветительной секции. Мне до этого приходилось выступать на митингах, помогая большевикам в пропаганде за их программу. Во время выборов в Совет власть в руки взяли большевики, но еще прошли и представители кадетов и эсеров.

Таким образом, Октябрьский переворот в Павлограде произошел в декабре 1917 года. В это же время в городе была организована Красная гвардия, во главе которой стал московский большевик товарищ Крымкин.

Перед Красной гвардией стояла большая задача привлечения на сторону большевистского Совета военного городского гарнизона. Местный гарнизон насчитывал тогда 66 тысяч солдат. Хотя солдаты в общей массе были настроены против войны, большевиков или сочувствующих большевикам среди них было мало, очень много было несознательных, неустойчивых людей. В городе был спиртоводочный склад, и, не без участия охраны склада, воспользовавшейся общим беспорядочным положением в городе, солдаты разгромили склад. Разразился пьяный погром, солдаты перепились и начали грабить магазины и квартиры. С помощью приехавших большевиков, красногвардейцев и сочувствующих большевикам гарнизон был разоружен и погром сравнительно быстро был ликвидирован.

14. Работа по становлению  Профтехобразования

Началась наша московская жизнь. Первые несколько месяцев я проработала по вновь приобретенной специальности в хозяйственном отделе Комиссариата промышленности и торговли в качестве заместителя заведующего отделом. Муж стал работать в Народном Комиссариате труда в должности члена коллегии.

Меня тянуло к работе в области образования. В этом же Комиссариате я затем год проработала заведующим учебным отделом. В июне 1919 г. я перешла работать в Народный Комиссариат Просвещения, в котором проработала много лет, в основном в области профессионально-технического образования.

Еще работая в учебном отделе Наркомата Промышленности и Торговли, я была связана с Наркоматом Просвещения, входя в состав Государственной комиссии, возглавляемой А. В. Луначарским, по согласованию политики просвещения в учебных заведениях различных наркоматов. После переезда правительства из Петрограда в Москву был издан декрет о передаче всех технических учебных заведений, находившихся в ведении различных наркоматов, в ведение Наркомпроса. Вопрос был весьма сложным, не все работники, связанные с этим делом, понимали необходимость введения декрета.

Моя предшественница по учебному отделу, Николаева, ярая меньшевичка, упорно сопротивлялась проведению декрета. Я же считала, что политика просвещения должна быть единой, и содействовала проведению декрета в жизнь. Я взяла курс на передачу учебных заведений Наркомата Промышленности и Торговли в ведение Наркомпроса и на свой переход туда. Надо сказать, что нарком Вронский не особенно сочувственно относился к переходу его учебных заведений в НКП. Но вскоре вместо Вронского наркомом был назначен Леонид Борисович Красин, а членом коллегии наркомата по учебному отделу Елизаров (муж Анны Ильиничны Ульяновой). Они поставили вопрос о передаче учебных заведений не сразу, а по частям, вначале – высшие учебные заведения, а затем средние и низшие. В указанную выше комиссию входили такие видные деятели как Надежда Константиновна Крупская, Михаил Николаевич Покровский - известный историк, Фридрих Вильгельмович Ленгник (бывший член ЦК 2-го съезда партии), заведовавший в то время отделом реформы профобразования НКП. Меня назначили заместителем  Ленгника.

Нам с ним было поручено составление единой системы профобразования. Я, продолжая находиться на Ильинке, в помещении НКПиТ, числилась уже в Наркомате Просвещения. Сопротивление проведению декрета было и среди работников Наркомпроса. Так, заведующий отделом единой трудовой школы НКП В. Н. Познер был ярым противником профобразования. Считая необходимым введение трудовых навыков в единую трудовую школу, он отдал распоряжение о передаче оборудования профтехшкол в распоряжение этих школ. На местах было еще мало квалифицированных руководителей, и они посодействовали растаскиванию оборудования профшкол и учебных мастерских.

К моменту создания Главпрофобра большинство профшкол было ликвидировано, а трудовые процессы в единой школе так и не были налажены. Борьба между сторонниками и противниками профобразования была очень острой, и только вмешательство профсоюзов при переходе к мирному строительству заставило Наркомпрос пересмотреть свое отношение к этому делу, ибо надо было готовить квалифицированных рабочих для промышленности. Не обошлось и без вмешательства Владимира Ильича, по инициативе которого в январе-феврале 1920 года был создан Междуведомственный орган по профобразованию – Главпрофобр.

Товарищ Ленгник меня известил, что при составлении коллегии этого органа Владимир Ильич в числе других включил и меня, написав в страничке своего блокнота «Аникст (она).» Он, видимо, знал мои взгляды на профобразование по моим статьям в Еженедельнике Правды.

Я рьяно взялась за дело перехода всех ведомственных учебных заведений в Наркомпрос и особенно за выработку единой схемы профобразования. Дело в том, что существовал полный разброд по этому вопросу среди работников профобразования. Наркомат промышленности не имел органов на местах, школы управлялись из центра, и бюрократия доходила до апогея. Например, даже какой-нибудь дворник школы получал разрешение на отпуск из центра. В то время (теперь это трудно себе представить) бытовало мнение, что дипломы – это остатки прошлого, карьеризм. В учебном отделе весь коридор был завален архивным материалом личных дел преподавателей и руководителей школ. Как известно, тогда было много затруднений с топливом, и сотрудники отдела, среди которых было много саботажников, потихоньку растаскивали этот архив, частично употребляя его на растопку печурок на кухне, представлявшей собой столовую отдела, для разогрева обедов, приносимых из общественной столовой. Узнав об этом, я немедленно организовала перевод всех архивов в Наркомпрос, надеясь, что там он сохранится, но там делали то же самое. И к моменту передачи учебных заведений в Наркомпрос большинство материалов было либо расхищено, либо сожжено. Однако кое-что мне удалось выудить, и я тщательно изучала учебные планы и программы старых (дореволюционных) школ и курсов. Это в некоторой мере помогло нам при разработке новых учебных планов и программ. При этом мы руководствовались общими указаниями Наркомпроса, согласовывая все с профсоюзами соответствующих отраслей промышленности.

Большие споры вызывала сама система профобразования. Первые программы изобиловали большим количеством общеобразовательных предметов, занимавших примерно две трети учебного времени. Дело в том, что поступавшие учиться рабочие подростки были в большинстве своем малограмотными, и им невозможно было усваивать специальные предметы без предварительной подготовки.

Для поступления в школы нужны были знания в объеме 3-4-х классов общеобразовательной школы, которых они не имели. Многие были из деревень, и поэтому приходилось эти знания элементарно давать в профшколах. Надо сказать, что и преподавательский состав имел не всегда достаточную подготовку, преобладали преподаватели и инструктора со средним и низшим образованием, в профшколы шли те, которые не могли работать в общеобразовательной школе, позднее встал вопрос о подготовке преподавательских кадров.

Главный Комитет по профобразованию возник вследствие острого недостатка квалифицированных рабочих для восстанавливающейся промышленности. Он был создан по инициативе В. И. Ленина. Наркомпрос недостаточно хорошо справлялся с делом подготовки рабочих, требовалось создание нового Главка внутри наркомата. Главпрофобр много внимания уделял организационным вопросам самой структуры аппарата. Переданными ему учебными заведениями нельзя было управлять по шаблонной структуре отделов Наркомпроса. Промышленные наркоматы требовали организации такого аппарата, который ближе всего подходил бы к их требованиям, то же самое требовали и профсоюзы. Начались споры о структуре Главпрофобра. Существовало два направления по этому вопросу. Направление работников промышленности, транспорта и земледелия сводилось к принципу "вертикальной" структуры – индустриальные, транспортные, земледельческие учебные заведения всех видов, от низших до высших. Они считали, что такая структура сохранит единство руководства и облегчит согласование всех вопросов подготовки кадров с производственными союзами и наркоматами. Работники и специалисты Наркомпроса настаивали на принципе и "горизонтальной" структуры - высшие, средние, низшие учебные заведения всех отраслей промышленности. В конце концов взяла верх точка зрения работников промышленности, и Главпрофобр был построен по вертикальной структуре: во главе каждого отдела был поставлен представитель соответствующего ведомства, а заместителями – работники Наркомпроса по типам учебных заведений. Все это привело к тому, что аппарат очень разросся и Коллегия Главпрофобра была фактически междуведомственная, и надобность Совета при Главпрофобре отпала. Он был заменен широким составом специалистов, привлекаемых Главпрофобром. Представители ведомств часто менялись и было весьма трудно организационно управлять делом подготовки кадров. Главпрофобру были даны большие полномочия: во-первых, был дан особый фонд в два миллиона рублей сверх сметы Наркомпроса, во-вторых – право самостоятельного вхождения в Совнарком по вопросу подготовки квалифицированных рабочих, независимо от коллегии Наркомпроса.

Основной работой Главпрофобра было составление программ и типовых учебных планов, а также примерных уставов для учебных заведений всех ступеней. Кроме того, он утверждал индивидуальные планы и программы с учетом потребностей данных районов. Дело в том, что вновь организованные учебные заведения, а их сразу возникло много, жили по старому положению министерства Просвещения дореволюционной России, которое в течение 25 лет не менялось.

Был издан ряд новых учебников издательским отделом Главка. К моменту составления первого пятилетнего плана (1929 год) подготовки квалифицированных кадров для промыш-ленности был также составлен план издания учебников и учебных пособий. У некоторых педагогов было мнение, что можно учить без учебников, что создавало неразбериху и хаос в некоторых учебных заведениях. Программы и планы часто пересматривались и менялись, что создавало большие трудности в школьной работе.

Первое время еще очень сильно было влияние старых спецов, а они тянули школы назад от требований советской действительности, часто игнорируя указания центра. Однако с течением времени и преподаватели менялись, но не обошлось и без левачества.

Новая школьная аудитория предъявляла свои требования, и педагоги меняли свои взгляды на жизнь и методику преподавания.

Вскоре председателем Главпрофобра вместо А. В. Луначарского стал О. Ю. Шмидт, работавший в Наркомпроде. В первую очередь он взялся за реформу высшей технической школы. Первое время профессура была очень реакционно настроена, особенно в южных городах (Новочеркасске и др.). Но и московская профессура не отставала от них. В начале 1921 года была забастовка московской профессуры во главе с ректором Высшего Технического Училища Калашниковым, к которой частично присоединилась и петроградская профессура. Это было очень трудное время. О. Ю. Шмидт привлек к работе в Главпрофобре часть сотрудников Совета Кооперативных союзов, который ему было поручено ликвидировать. Это были люди, настроенные просоветски и желавшие помогать делу образования. Но О. Ю. Шмидт недолго был на этой работе, так как был выбран в Моссовет. На его место был назначен Е. Г. Преображенский по совместительству.

Ф. Э. Дзержинский, бывший тогда наркомом НКПС, стал вновь ставить вопрос о возврате учебных заведений по транспорту в ведение НКПС, видимо здесь не обошлось без влияния старых спецов НКПС. Он требовал передачи хотя бы института инженеров транспорта, ругая методы руководства Наркомпроса. Но пока все оставалось по старому, до тех пор пока ведомства и профсоюзы опять не поставили вопрос о возврате учебных заведений по специальным наркоматам. Это было сделано по инициативе Высшего Совета Народного хозяйства, во главе которого стоял Куйбышев. И спустя некоторое время, в 1929 году, Главпрофобр был расформирован и все специальные учебные заведения вернулись в соответствующие наркоматы. Эта реорганизация привела к тому, что часть работников была потеряна, а учебные заведения серьезно пострадали.

Дело подготовки специалистов требовало неусыпного внимания и квалифицированного руководства. Только после того, как пленум ЦК партии в 1928 году вынес Постановление о подготовке кадров для промышленности, а съезд Партии по докладу тов. Куйбышева о выполнении пятилетнего плана  принял решение, наметился важный сдвиг в этом деле.

К этому периоду начало осуществляться всеобщее обязательное обучение, что значительно повлияло на характер и содержание подготовки рабочих и специалистов. Программы специальных учебных заведений постепенно начали разгружаться от общеобразовательных предметов и больше внимания уделялось специальным предметам. В промышленности происходили большие преобразования, вырос целый ряд новых отраслей, все это требовало перестройки подготовки кадров.

    Я не ставила своей задачей описание работы Главпрофобра. Мне хотелось просто обрисовать общую обстановку в то время. Пишу я по памяти, без материалов, пишу то, что считаю важным, и что не всякий знает и помнит. Еще хочется сказать немного по вопросу подготовки педагогических кадров. На первой стадии происходила организация при высших учебных заведениях и техникумах педагогических отделений. На этих отделениях учились часть оканчивающих данное учебное заведение. Они должны были пройти практические занятия по своей технической специальности и приобрести педагогические навыки. Кроме того были организованы так называемые повторительные курсы для переобучения преподавателей общеобразовательных предметов для сближения их с вопросами техники. Пионером в области подготовки педагогических кадров был Петроградский Губпрофобр, а затем и Главпрофобр в 1923 году занялся этим вопросом. В Москве были организованы так называемые техно-педагогические курсы, на которых специалисты, окончившие ВТУЗЫ, в течение одного года подготавливались как преподаватели по общетехническим и специальным предметам. Следующей формой подготовки педагогических кадров было организация педагогических факультетов при высших технических учебных заведениях. На эти факультеты учащиеся шли очень неохотно, и их с трудом укомплектовывали, затем возник вопрос об организации индустриально-педагогических институтов. Первым таким институтом по подготовке преподавателей для школ фабрично-заводского ученичества (фабзавуча) был московский Институт имени К. Либкнехта, созданный на базе бывшего факультета Пречистенского практического института и существовавшего тогда Института народного образования Наркомпроса (был создан в 1923 году).

Надо сказать, что еще в 1920 году стали стихийно возникать так называемые практические институты. Это были учебные заведения среднего типа, или вернее нечто среднее между техникумами и ВТУЗАМИ. Они просуществовали недолго и в дальнейшем, как правило, реорганизовывались в техникумы. Кстати, по вопросу о типе среднего учебного заведения с техническим обучением существовал большой разнобой. Боролись два направления: одно следовало немецкой системе технического обучения, другое – русской системе.

С 1927 года я работала Ученым секретарем научно-педагогической секции государственного ученого Совета Наркомпроса.

В 1929 году я была назначена ректором вновь организуемого, первого в стране Института иностранных языков.

В 1930 году меня послали в командировку в Германию для изучения вопроса преподавания иностранных языков в средней и высшей школе. Будучи ректором этого института мне пришлось много сил и энергии положить на организацию учебного процесса, на распространение изучения языков на предприятиях, путем организации кружков и курсов.

В 1932 году, по состоянию здоровья я была вынуждена подать заявление об уходе с поста директора этого института.

Дальнейшая моя работа и публикации в годы до ареста в 1938 году кратко описана в приложении I.

Читать дальше >>>

Это снимок первых послереволюционных годов. Скорей всего он был сделан в 1917 или 1918 году, когда Ольга и Абрам находились и работали по установлению Советской власти  в  городе  Павлограде  на Украине  вскоре  после  приезда  в  Роcсию  из  эмиграции. Снимок восстановлен из малюсенькой, неправильно обрезанной, фотографии с помощью  современной  компьютерной  программы

Рис. 8

Проводилась затем большая агитационная разъяснительная работа среди солдат.

Другой не менее важной задачей было привлечение на свою сторону крестьян. Они были далеки от революционных идей, часть из них была настроена реакционно, надо было трудящуюся бедняцкую и середняцкую часть их убедить в необходимости революционного переворота, надо было по всем близлежащим деревням посылать агитаторов.

В Павлограде в то время было мало рабочих, так как почти не было промышленности. Основными предприятиями были мельницы, находившиеся в руках буржуазии, а рабочими были бывшие крестьяне. Владельцы мельниц обратились в Совет с просьбой откупиться деньгами, только бы у них не отбирали мельниц. Но из этого у них конечно ничего не вышло, так как повсеместно должна была быть произведена полная экспроприация частной капиталистической собственности в пользу Советского государства. Все мельницы были национализированы и стали государственными.

В г. Павлограде Саша поступил в школу, где еще свирепствовали старые учителя. Он быстро усваивал все и забыл даже немецкий язык, говорил с акцентом по-русски, но хорошо учился. Он начать писать, когда уже изгнали букву ять из языка. Хотя школа была свободная от старой схоластики, учительница-заведующая школой была "последовательницей" Ж. Ж. Руссо, и, имея частную школу, преподавала по-своему, не особенно подчиняясь указаниям инспектора по просвещению.

После заключения Брестского мира связь Павлограда с центром, с Москвой и Петроградом была затруднена. Война с немцами фактически еще не кончилась. Немцы находились близко от города, в Лозовой. И вот в такой сложной обстановке пришлось небольшой группе большевиков совершить революционный переворот.

Центр нуждался в хлебе, и было принято решение отправить хлебный эшелон для Москвы и Петрограда. Была создана комиссия для сопровождения эшелона: два члена Совета, два сотрудника продовольственной управы, ведавшие тарой, и для охраны – 20 красногвардейцев. Поздно ночью ко мне явился начальник Красной гвардии Крымкин и предложил мне в течение 20 минут собраться для сопровождения эшелона. Он сказал, что столица сидит без хлеба, Юденич наступает на Петроград, и что срочно надо им помочь.

Эшелон состоял из 101 вагона с мукой и орехами. Мука была взята из национализированных мельниц, где были большие запасы. Один из членов Совета был назначен комиссаром по продовольствию. В его обязанности входило хлопотать о смене паровозов в пути на остановках, он был довольно энергичен в дороге. Однако он оказался эсером, и, наряду с заботой о делах эшелона, он не забывал и о своих личных делах и вел себя весьма подозрительно, напустил в эшелон нескольких мешочников и имел с ними какие-то дела. В обязанности сотрудников, ведавших тарой, входило вернуть Совету мешки после отгрузки муки, которых тогда было очень мало. Один из них оказался бывшим калединским офицером, как будто весьма черносотенного толка. Он очень трусил и всю дорогу ворчал, что не довезем хлеб при таких темпах, и пророчил, что белые скоро будут в Москве и Петрограде. Мы не обращали на него внимания, нами владела одна мысль: довезти поскорее хлеб до столицы. Железнодорожное начальство, будучи тогда еще полусаботажным, чинило нам всякие препятствия по дороге, не всегда вовремя меняя паровозы. По дороге в Муромских лесах мы потерпели крушение: несколько вагонов с мукой разбилось. Все же большую часть муки мы довезли до Москвы, а оттуда в Петроград.

Надо сказать, что я уехала из Павлограда будучи больной, а в дороге нам приходилось терпеть всякие лишения и подвергаться опасности. Поэтому, добравшись до Москвы, я вынуждена была там остаться. Муж находился в Петрограде в командировке, оттуда он тоже приехал в Москву. Дети наши, оставшись в Павлограде с родителями мужа, тосковали, Мы думали их скоро увидеть, но, увы, не пришлось, немцы заняли Украину. Нам туда ехать нельзя было. И только через год, оставаясь в Москве, удалось послать за ними и стариками.

Немцы, оккупировавшие Украину, добрались и до Павлограда. Они разыскивали членов Совета для расправы, нашедших закапывали живыми в могилу. Некоторым членам Совета еще удалось эвакуироваться, а также части членов Военно-революционного комитета, в том числе Ксении Ивановне Войновой.

Целый год не могли мы забрать наших стариков с детьми из Павлограда, так как связь была прервана. Мы понемногу им помогали, а также им помогал мой старший брат Мануил, оставшийся пока там. Немцы разыскивали и нас с мужем, допытываясь у стариков куда мы делись, но те утверждали, что не знают где мы и немцам ничего не удалось узнать.

Старшего сына исключили из школы как сына крамольников. Мою же мать под угрозой расстрела немцы допытывали о нашем местопребывании. Ее бросили в сарай, арестовав до расстрела. Будучи набожной, она подняла руки вверх и начала молиться богу. Приставленный к ней для охраны гайдамак, испугавшись божьего проклятья, пожалел ее и выпустил на волю. Только в начале 1920 года ограбленная, раздетая, голодная она еле добралась до Москвы. Брат Мануил, который работал в земской телефонной сети Павлограда, эвакуировался еще раньше в Москву. Я больше в Павлоград не возвращалась, а в 1919 году родители мужа и Эстер с нашими детьми тоже перебрались с большими трудностями в Москву.

Саша очень переживал наше отсутствие и особенно жалел сестричку Аду, часто спрашивавшую его: «Почему у всех есть папа и мама, а у меня нету?» Под этим впечатлением он написал рассказ о Павлограде, назвав его "Грязный Павлоград", в нем он больше всего описывал порядки и в конце написал: "Читатель, знаете ли вы как печально, что сестричка, такая маленькая, осталась без мамы?" Долго мы хранили этот рассказ его, довольно хорошо и трогательно написанный, но потом он затерялся. По этому рассказу уже видно было, что у Саши незаурядные способности к литературе. В дальнейшем он всегда хорошо писал сочинения и стремился к поступлению на литературный факультет.

Мы, по правде сказать, хотели учить его технике, но он упорно сопротивлялся. Все же, так как он вообще вставал поздно и был небольшой любитель трудиться, мы с воспитательной целью отдали его в ЦИТ (Центральный институт труда) на краткосрочные курсы, где поработав неделю и поранив палец, он стал пропускать занятия. Пришлось забрать его оттуда. Затем мы пытались определить его в Электротехникум, он сбежал оттуда, не понравилось. Учась в 10-летке, он тоже вечно (как и в детстве) спорил с педагогами на религиозные темы. Однажды он всю ночь не спал и на мой вопрос о причинах сказал мне, что учительница не хотела ему ответить на вопрос: «Жил ли Иисус Христос, или это легенда?» Она ему ответила: «А тебе какое дело, жил он или не жил, пришли завтра маму.» Придя в школу я узнала от учительницы, что он 3 недели не ходит на уроки, хотя мы его аккуратно отправляли по утрам, давая завтрак. Оказалось, что он уходит и сидит на лестнице в школе и нам не говорит об этом. Приносит завтрак домой, говоря, что пока мне не скажут правду, я учиться и кушать не стану. Дома он учился музыке на пианино, но тоже, хотя преподаватель говорил, что он очень способный, учился неохотно. Он очень увлекался игрой в марки и знал всех депутатов английского парламента. Хватал наши газеты, читал все речи их. Играя в марки, он устраивал войну между королями Англии и др. Дедушка его называл "Чичерин" и настаивал, чтобы он пошел на Международный факультет. Однако, когда Саша окончил 10 классов, мы попытались определить его в 1-ый МГУ. Но оказалось, что по математике он не сдал даже на "хорошо", несмотря на то, что дома имел репетитора. Не любил математики, и все. Впоследствии он поступил в институт имени Либкнехта на литературное отделение. Затем, после какой-то реорганизации института, он был переведен во 2-ой МГУ на педагогический факультет, который и окончил.

Еще учась, Саша писал статьи в стенгазеты и однажды он дал мне написанную им статью о профобразовании во время Парижской  Коммуны,  зная, что  я  интересуюсь этим вопросом.

В 1923 году нам с семьей и друзьями удалось провести отпуск в Кисловодске. Память об этом на следующем фото.

Эта фотография сделана 20 августа 1923 года в Кисловодске и послана оттуда в виде открытки. На ней сидят: мать Абрама, рядом с ней Ада, затем ближайшая  подруга Ольги, Эстер, далее сидит Абрам, ее муж и одна из подруг юности, Мария. Муж Марии сидит между Адой и Эстер. Имя женщины, стоящей слева установить не удалось. Затем стоит Мальвина Патлажан, добрая приятельница Ольги и Абрама и сама Ольга Григорьевна. Справа от нее, прислонившись к соседней скале, стоит старшая сестра Абрама, Фаня.

Рис. 9

Я дала Сашину статью на отзыв литератору Розанову. Последний очень хорошо отозвался о ней, но ее мы решили не печатать пока, пусть еще поучится.

В то время Саша обещал мне, что когда-нибудь он еще окончит технический ВУЗ, пока он хочет заниматься только литературой.

Это образ семьи Ольги Григорьевны и Абрама Моисеевича Аникст в 20-ых годах. Фотография родителей, Александра и Ады сделана в Харькове весной 1923 года. Родителям по 36 лет, Александру 13 лет, Аде 8 лет. В 1927 году в семье появился Митя и он добавлен к остальным в возрасте 2-х лет для полноты представления  о  семье  в  этот  период  времени.

Рис. 10